— А в этой самой наличности он сколько всего затребовал?

— Это я могу сказать точно. — Он вытащил из кармана пачку замусоленных, мятых и трепаных бумажек, отобрал конверт, который был чуточку грязнее прочих, а остальные бумажки запихал обратно в карман. — Через день после разговора с Маколеем он лично взял из банка пять тысяч наличными. Двадцать восьмого — октября, как вы понимаете, — Маколей по его поручению взял еще пять, шестого ноября — две пятьсот, пятнадцатого — тысячу, тридцатого — семь с половиной тысяч, шестого — это уже декабря — полторы тысячи, тысячу — восемнадцатого и пять тысяч — двадцать второго, то есть за день до ее убийства.

— Почти тридцать тысяч, — сказал я. — Однако и счет у него!

— Точнее говоря, двадцать восемь пятьсот. — Гилд положил конверт в карман. — Но, понимаете, это еще не все. После первого раза Маколей постоянно что-то продавал, чтобы набрать денег. — Он пощупал карман. — Если желаете взглянуть, у меня тут список всего проданного.

— Не надо, — сказал я. — Как он передавал деньги Винанту?

— Обычно Винант писал девице, когда ему нужны деньги и сколько. Она брала их у Маколея. У него есть ее расписки.

— А как она их передавала Винанту?

Гилд покачал головой:

— Маколею она говорила, что встречается с ним в местах, которые назначал он сам. Маколей, однако, считает, что она знала, где находится Винант, хотя и говорила обратное.

— А не может быть, что последние пять тысяч были при ней, когда ее убили?

— Тогда получается убийство с целью ограбления, если, конечно… — Он говорил, прикрыв свои бесцветные глаза: — …если, конечно, он сам не убил ее, когда пришел за деньгами.

— Или же, если, — предположил я, — кто-то другой не убил ее совсем по иной причине, обнаружил деньги и решил заодно уж прихватить их.

— Конечно, — согласился он. — Такое бывает сплошь и рядом. Иногда случается даже, что первый, кто обнаружит труп, сначала приберет кое-что к рукам, а потом уже поднимает тревогу. — Он поднял большую руку. — Только не подумайте, что это я о миссис Йоргенсен — такая дама…

— Кроме того, — сказал я, — она ведь была не одна?

— Некоторое время была. Телефон в квартире не работал, и управляющий с лифтером спустились в контору позвонить. Но поймите меня правильно, я не говорю, что миссис Йоргенсен сделала что-то такое. Такая дама просто не способна…

— Что стряслось с телефоном?

В дверь позвонили.

— Ну, — сказал Гилд, — даже и не знаю, как это понимать. Телефон…

Он замолчал — пришел официант и начал накрывать на стол.

— Насчет телефона, — сказал Гилд, когда мы уже сидели за столом. — Повторяю, не знаю, как это и понимать. У него был микрофон прострелен.

— Случайно или?…

— С тем же успехом могу и у вас спросить. Пуля, разумеется, была из того же ствола, как и те четыре, которые попали в нее. То ли он в первый раз промахнулся, то ли нарочно это сделал — не знаю. Шумноватый все-таки способ вывести телефон из строя.

— Кстати, — сказал я, — неужели никто не слышал всю эту пальбу? Тридцатидвушка, конечно, не дробовик, но хоть кто-то же должен был услышать.

— А как же, — произнес он с отвращением. — Теперь-то весь дом кишит людьми, абсолютно уверенными, что слышали кое-что. Но когда надо было, никто ничего не предпринял, да и, Бог свидетель, не больно-то они сходятся насчет того, что именно они слышали.

— Так всегда бывает, — сочувственно сказал я.

— А то я не знал. — Он вновь принялся за еду. — Так о чем я? Ах да, о Винанте. Он съехал с квартиры и вещи сдал на хранение. Мы перерыли все его барахло, но не нашли ничего такого, что помогло бы уяснить, куда он уехал или над чем работает, — мы-то надеялись, что это нам поможет. В его мастерской на Первой авеню нам повезло не больше. Она стоит под замком с тех самых пор, как он уехал. Правда, два раза в неделю Вулф заходила туда на часок-другой — забрать почту и все такое. В почте, которая пришла после того, как ее застрелили, ничего интересного. — Он улыбнулся Норе. — Вам, наверное, скучно, а, миссис Чарльз?

— Скучно? — Она была явно удивлена. — Да я от любопытства на самом краешке стула сижу.

— Обычно дамам подавай что-то поколоритней, — сказал он и откашлялся, — пошикарней, так сказать. В общем, мы ничего не узнали и определить, где он, не смогли. Только вдруг в прошлую пятницу он сам звонит Маколею и назначает встречу на два часа в вестибюле отеля «Плаза». Маколея в это время не было, и он попросил оставить записку.

— Маколей был здесь, — сказал я, — обедал с нами.

— Он говорил мне. Словом, Маколей добрался до «Плаза» только без нескольких минут три и никакого Винанта там не нашел, и в отеле Винант не регистрировался. Он постарался описать его, с бородой и без, но никто в «Плаза» такого припомнить не мог. Звонит в свою контору — туда Винант больше не обращался. Тогда он звонит Джулии Вулф, но та говорит, что даже и не знала, что Винант в городе, — это, по его мнению, ложь, поскольку он только вчера передал ей пять тысяч для Винанта и Винант несомненно приехал за ними. Тогда он, значит, просто говорит: «Ну ладно», вешает трубку и возвращается к своим делам.

— Каким именно делам? — спросил я.

Гилд перестал жевать только что откушенный кусок булки.

— Не худо бы узнать, коли так. Я выясню. Против него вроде ничего не было, и мы не стали проверять, но точно знать никогда не мешает, у кого есть алиби, а у кого нет.

Я покачал головой в ответ на вопрос, который он решил не задавать:

— Я тоже против него ничего не вижу, кроме того, что он адвокат Винанта и, по всей вероятности, знает больше, чем говорит.

— Конечно. Понимаю. На то, наверное, и нужны адвокаты. Теперь о девице: может быть, Джулия Вулф — не настоящее ее имя. Пока мы точно не установили, зато узнали, что она из тех дамочек, которым, пожалуй, даже он не доверил бы такую кучу денег, то есть, если бы знал, конечно.

— Судимость?

Он кивнул головой:

— И не просто же было докопаться. За пару лет до того, как она стала у него работать, она шесть месяцев отсидела за шантаж, на Западе, в Кливленде, под именем Рода Стюарт.

— Думаете, Винант об этом знал?

— Понятия не имею. Думаю, вряд ли он позволил бы ей распоряжаться деньгами, если бы знал. Но наверняка ведь не скажешь. Поговаривают, что он на ней слегка свихнулся, а вам не надо объяснять, до чего люди способны дойти в таких случаях. Она к тому же водилась иногда с этим Шепом Морелли и его компанией.

— А на него у вас и в самом деле что-то есть?

— По этому делу — ничего, — сказал он с сожалением, — но нам он был нужен по поводу кой-чего другого. — Он слегка сдвинул рыжеватые брови. — Хотел бы я знать, с какой это стати он заявился к вам. Конечно, он ширяется, а от таких всего можно ждать, но знать все-таки хотелось бы.

— Я сказал вам все, что мне известно.

— Не сомневаюсь, — заверил он и обратился к Норе: — Надеюсь, вы не считаете, что мы с ним слишком грубо обошлись? Видите ли, нужно…

Нора улыбнулась, сказала, что все прекрасно понимает, и налила ему кофе.

— Спасибо, мадам.

— А что значит «ширяется»? — спросила она.

— Наркотики принимает.

Она посмотрела на меня:

— Так что, Морелли был?…

— По уши.

— Почему же ты мне не сказал? — спросила она недовольно. — Вечно я пропускаю самое интересное. — Она вышла из-за стола, потому что снова зазвонил телефон.

Гилд спросил:

— Так собираетесь подать на него в суд за то, что он стрелял в вас?

— Только если вам это очень нужно.

Он покачал головой и, хотя в глазах его светилось любопытство, сказал безразличным тоном:

— Пока у нас на него и без этого много чего есть.

— Вы говорили о девице.

— Да, — сказал он. — В общем, мы установили, что она много раз не ночевала дома — иногда две-три ночи кряду. Может быть, тогда-то она и встречалась с Винантом. Кто знает. Морелли утверждает, что не видел ее три месяца, и мы ни на чем не смогли зацепить его. Что вы по этому поводу думаете?